– Ладно, – говорю, – замяли и проехали. Расскажите лучше, что у вас тут за дела.
– Рассказывать, – Арчет говорит, – долго. Проще показать. Тут недалеко.
– Ну, пойдем, посмотрим. Пошли.
Замок этот, оказалось, в горах стоит. Просто из-за стен их видно не было. Странные горы, не так чтоб высокие, но… я уже потом сообразил. Неестественные они какие-то, вот.
Стоит замок у выхода из ущелья. В другом конце ущелья тоже стена, но не высокая, а просто завал каменный, типа баррикады, дорогу перегораживает. Впереди – мост через пропасть. Тоже странный мостик, цельный камень, словно из скалы вырублен. А пропасть под мостом – дна не видать, только туман внизу клубится.
– Глубоко? – спрашиваю. Аулей плечами пожал.
– Без дна, – отвечает.
Я уж было открыл рот спросить: «Сколько это „без дна“?», а потом одумался. Черт, думаю, их знает, может, она и в самом деле без дна. У них все может быть.
А дорога неплохая, широкая. И мостик этот, пожалуй, тяжелый танк выдержит.
Вышел я на этот мостик, осмотрелся и вдруг сообразил, что мне вся эта местность напоминает. На траншею она похожа. Пропасть – окоп, а горы точь-в-точь как бруствер по сторонам. Ну не бывает в природе таких гор, под линейку сделанных.
– Интересно, – говорю, – сами такой противотанковый ров выкопали или помог кто?
Кара на меня опять косо взглянула. Ох, до чего мне эти их взгляды надоели, словно не они тут свихнулись, а я.
– Пропасть, – отвечает, – это граница между Светом и Тьмой. Ее провели боги.
Хорошая граница, думаю. Нам бы такую в 41-м. Это вам не обмелевший Буг форсировать.
– И давно она тут?
– С последней битвы, – отвечает Арчет. – До нее граница была в тридцати лигах западнее.
– Вот дела! – говорю. – Выходит, она, как линия фронта, двигаться может?
Кивает.
– Граница, – говорит, – живая.
Ничего себе. Стояли себе две горные цепи с пропастью между ними, а потом взяли да передвинулись от старой границы к новой. Кейтен зи, ви функционирт дизэс агрегат?
– Интересно, а у темных этих, на той стороне, тоже застава есть?
– Да.
– Рыжая, – поворачиваюсь, – а как же ты тогда вчера на ту сторону попала и меня обратно протащить умудрилась?
– Я, – заявляет рыжая, – путешествовала Тайными Тропами. И не спрашивай меня о них – знать это тебе не положено. И рыжей меня тоже не называй.
– Хорошо, – говорю. – Но только слугой я тебя звать тоже не намерен. Не было у меня никогда слуг и не будет. На рядовую будешь откликаться?
– Я – не рядовая. Это уж точно.
– Ладно, – говорю, – Карален так Карален. Пошли, на вашу линию обороны поглядим.
Оборона у них, конечно, хлипкая. Двенадцать винтовок – шесть «трехлинеек», две «СВТ», четыре немецкие. И «максим». Трофим на него, как на икону, уставился.
– Первая, – говорит, – вещь против орков.
– Орки, – спрашиваю, – это такие зеленые, с клыками?
– Они самые.
– Ну, по ним из «максима» самое то. Хотя мне лично немецкий «МГ» больше нравится.
Гляжу – веревка какая-то по земле протянута, за, камень уходит. Заглянул – ни черта себе. Веревка к гранате противотанковой примотана, а граната – к авиабомбе. Немецкая фугаска, 250-килограммовая.
– Это еще что?
– А это, – Трофим отвечает, – на крайний случай. Если уж совсем зажмут – дернем, благословясь, и будет и нам, и им.
– Дернуть, – говорю, – это, конечно, здорово. А почему б не взять эту дуру и не рвануть ею мостик прямо сейчас, не дожидаясь, пока зажмут? А то ведь в последний момент еще неизвестно, как обернется. Оборону вашу хилую смести – даже «фердинанд» не нужно подтягивать. Полковушку приволокли – и вышибли вашу баррикаду, как фигуру в городках. А если с миномета долбануть – одной мины на этот мешок каменный хватит и еще лавиной накроет так, что и могилу братскую копать не надо.
– Так ведь, – отвечает, – пробовали уже. Ничего это не даст. Переход в другом месте объявляется. А там-то уж замка нет.
– Все равно, – говорю, – хреновая у вас оборона. Совсем хилая.
– Да уж какая есть.
– Вот за такой ответ, – говорю, – и под трибунал можно. Оборона должна быть ни какая есть, а какая надо и еще лучше. Только для этого о ней думать постоянно надо. И работать над ее совершенствованием.
– И как же ее, по-твоему, – Трофим интересуется, – усовершенствовать?
– Да много как, – отвечаю. – Вот, например, я вчера у Аулея тарелки из дюраля видел. Где вы его взяли?
– Там же, где и бомбу, – говорит. – С самолета.
– А что за самолет?
– Немецкий.
– Немецкий, а дальше? Тип какой?
– Не знаю, – отвечает. – Они его без меня разобрали. Я только крыло видел, его целиком в замок приволокли.
– Я, – Кара встревает, – видела.
Начал я ее расспрашивать – тот еще источник информации. Словно венгра какого-нибудь по-немецки допрашиваешь, а он слов знает еще меньше тебя, да и то не те. Кое-как разобрался.
– Эх, – говорю, – олухи. Это ведь «Хейнкель-111» был. На нем одних огневых точек не меньше пяти штук. Вот и представь себе, Трофим, вместо одного твоего «максима» – пять авиапулеметов. Такой шквал свинца – кого хочешь смести можно. И потом бомба эта ваша – хорошо, если сдетонирует от гранаты, а вдруг нет?
– А ты что предлагаешь?
– Взять, – говорю, – и разобрать ее. Нормальную мину соорудить. Даже тол не надо вытапливать – просто дыру в корпусе проделать и взрыватель по-человечески приспособить.
Да и вообще. Сейчас линия фронта опять в эти места вернулась и добра к вам должно сыпаться – только успевай карманы подставлять.
Эх, старшину бы нашего сюда, Раткевича. Он бы тут через неделю колхозы учредил, а за месяц и вовсе полный коммунизм построил.