«Додж» по имени Аризона - Страница 41


К оглавлению

41

– Они подбираются к нам, – опять зеленый заныл. – Они окружат нас и своими липкими холодными щупальцами вытянут из нас наши души. Они…

– Тоже мне, – говорю, – кальмары сухопутные. – Слышь, гоблин, а у тебя душа-то, по-твоему, есть?

– Людская церковь, – стонет, – считает меня и мне подобных лишенными души. Но мы-то знаем…

– Ладно, – говорю, – так и быть, открою тебе страшную военную тайну. Нет никакой души. Пока живем – живы, а сделают нам пиф-паф – и все… Ноль да семечки. Голубой туман.

– Нельзя так говорить, – шепчет Кара. – Это святотатство. И когда вокруг Ужас…

– Да плевал я на этот ужас, – я уже прямо злиться начал. – Подумаешь, распелись. Если они такие страшные и могучие, чего ж они нас до сих пор не сожрали?

– Они ждут, – шепчет рыжая, – ждут, пока мы сами…

– Лапки отбросим. Не дождутся. Знаем мы эти штучки, давление на психику. Меня лапчатые «Юнкерсы» со своими сиренами столько раз с землей мешали, что эти стоны мне после них – вроде ночной серенады. Только на сон тянет.

И не под такое засыпать приходилось.

Смотрю, а рыжая уже совсем скисает. По сторонам не смотрит, за зеленым не следит – тот, правда, только о том и думает, как бы от меня на шаг не отстать, – и вообще еле ноги переставляет. Прошли еще немного, оглядываюсь, а она к стволу привалилась и глаза закрыла.

– Что, устала?

– Оставь меня, Малахов, – шепчет, – ты дойдешь, ты должен, и ты можешь. А я не могу. Оставь меня и иди.

– Черт, – говорю, – вот этих слов я от тебя и ждал. За кого ж ты меня, дрянь рыжая, тут держишь? Когда это разведка своих бросала?

– Иди, Малахов.

– Ну уж нет.

Подошел к ней, прижал к дереву и поцеловал прямо в губы.

Честно говоря, попытался поцеловать. Я-то еще никогда ни с кем… У нее губы стиснуты, у меня тоже. Только…

Тут Кара глаза наконец открыла и меня прочь оттолкнула. Но тоже слабо – в другой раз я бы от ее толчка кубарем бы покатился.

– Ты… что ты себе…

– Именно то, – отвечаю. – Так что теперь тебе тоже, хочешь – не хочешь, а дойти надо. А иначе кто меня на башне повесит?

У рыжей в глазах огонь было полыхнул, но тут же и погас.

– Нет, – головой качает, – иди один.

Вот теперь я уже и в самом деле злиться начал.

– Ну уж нет, – говорю, – не получится у тебя дезертировать. Не можешь на этих светляков смотреть – не надо. Хватайся за меня, глаза зажмурь – и вперед. Ноги хоть переставлять сама сумеешь?

– А если, – улыбается, – не сумею?

– Тогда, – заорал так, что аж светляки шарахнулись, – я тебя на руках потащу! Ясно? Мало я, что ли, раненых вытаскивал.

– Не кричи. Пойду.

Пошли. То есть потащились. На одном плече винтовка висит, на другом рыжая, в спину все время гоблин тычется – отстать, тварь, боится. А светляки совсем обнаглели. Один туманный лоскут вперед выплыл и дорогу загородил. И уступать, похоже, не собирается.

Ах ты, думаю, муть болотная. Ты что же, думаешь, что меня твоей хилой подсветкой на испуг взять можно? Тоже мне, пламя. Вот когда я раненых из горящего танка вытаскивал, вот там было пламя – как в мартеновской печи, а то и получше. – Стиснул зубы и пошел прямо сквозь него.

Чувство было такое, словно в… Черт, даже и не знаю с чем сравнить-то. Не вода, не туман, а будто паутина, но не просто, а паутина, на которой студень налепить умудрились. Холодная, мокрая, мерзкая и лопается чуть ли не раньше, чем прикоснусь.

Прошел я в самую середину этого комка, и тут-то он уже не застонал, а взвыл – и осыпался. Был – и сгинул. Только капли крупные на земле светиться продолжают.

Остальные светляки сразу в стороны брызнули. Но не пропали, а просто дистанцию увеличили. Зато надсаживаться принялись еще громче, чем прежде.

У меня от этих стонов даже в ушах звенеть начало. К обстрелам-то, когда по ним обухом лупят, они привыкли, а к вот такому пиликанью – нет.

И гоблин за спиной опять чего-то бормочет.

– Эй, зеленый, – говорю. – Чего ты там под нос зудишь? Выкладывай уж в полный голос.

– Х-хозяин. Т-ты с-сразил П-призрака У-ужаса.

Ага. И прыгаю от радости. Вот только б рыжую кому отдать на секунду.

– С-считается, – зеленый то ли заикаться от страха начал, то ли у него просто уже зуб на зуб не попадает, – ч-что одолеть П-призрака У-ужаса может т-толь-ко т-тот, к-кто у-ужаснее, ч-чем он с-сам.

– Правильно, – говорю. – А ты, мразь зеленая, что думал? Дивизионная разведка – это тебе не какой-то там клок тумана ползучего.

– Х-хозяин-н.

И замолчал. Черт, думаю, как бы он к этим светлякам с перепугу не драпанул. А то еще решит, что раз я страшнее, чем они, так уж лучше к ним.

Смотрю, а светляки, заразы, снова осмелели. Совсем близко крутятся. Я уж было за гранатой потянулся, да хорошо, что руки заняты – вовремя одуматься успел. Во-первых, Малахов, тоже мне – нашел на кого гранату тратить, а во-вторых, такой бабах среди ночи могут и в замке услышать.

И тут мы на полянку вышли. Твари эти туманные на нее выползать не рискнули, так что я решил небольшой привал устроить. А то вымотала меня эта катавасия. Оперся на винтовку, рыжую к себе покрепче прижал, стою – отдышаться пытаюсь. Гоблин за спиной где-то скулит, не решился все-таки удрать, тварь трусливая.

Вдруг призраки, как по команде, стонать прекратили, зато замельтешили вокруг втрое быстрее прежнего. Я за ними уследить попытался – чтобы с тыла ненароком не обошли, – чуть шею не свернул.

Минуту где-то помельтешили, а потом так же внезапно перестали. Собралась вся их шайка-лейка в кучу как раз напротив того места, где я на поляну вышел. Отыграться, видно, решили за дружка своего лопнувшего, количеством задавить.

41