– Зеленый Странник у нашего костра, – все еще шепотом говорит Кара. – И… Я бы не поверила.
А чего тут верить или не верить, думаю, если вот он – сидит. Зеленый Странник. Зеленый, значит. Да хоть серо-буро-малиновый, к нам-то он чего приперся?!
– Я пришел сюда, – старикан то ли мысли мои прочитал, то ли просто раздражение уловил, – с исключительно мирной целью – поговорить.
– Что ж, – киваю, – давайте поговорим. Отчего бы и нет. – Ну-ну, думаю, посмотрим, чего и на что ты тут наговоришь. Есть у меня по этому поводу предчувствие. Видели, знаем. Страннички. Особиста на них нет… до поры до времени.
– Как я понимаю, – начинает старик, – вы – те, кто причисляет себя к противникам Тьмы?
– Не причисляет, – поправляю. – А числит. Тьмы, Зла, фашизма и так далее.
– И список сей, как я понимаю, может быть продолжен, – кивает старик. – У Тьмы много обличий.
– Да уж, – говорю. – Хоть отбавляй.
– Тогда, если вас не затруднит, – продолжает зеленый, – проясните для меня один вопрос, – каким именно образом вы безошибочно распознаете Тьму в любом из ее обличий?
– Чего?
– Как именно вы определяете, – поясняет старик, – кто враг, а кто… хм, друг.
– Да очень просто, – отвечаю. – Кто по нам стреляет – тот уж явно не друг.
– Интересно, – замечает старик. – А как вы поступаете в случае, если… стреляют не по вам?
– Ну, тут немножко посложнее. Сначала разбираюсь, кто и по кому…
– И…
– И начинаю стрелять.
– Очень интересно, – заявляет старик. – Позвольте же тогда узнать, как вы, молодой человек…
– Старший сержант.
– …Уважаемый старший сержант, поступите в том случае, когда никто не стреляет?
– Вот тогда, – говорю, – я буду долго и вдумчиво разбираться. И только потом стрелять.
– Замечательно. И вы абсолютно убеждены, что без стрельбы не обойтись?
– Нет, почему же, – говорю. – Если получится – ради бога. Только у меня – вряд ли.
– Хорошо, – говорит странник. – Допустим. А вот как вы поступите в ситуации, когда правы обе стороны?
– Это как? – интересуюсь.
– Или, правильнее сказать, обе стороны одинаково не правы.
– Ну, значит, придется обоих уму-разуму учить, – отвечаю. – Работы, конечно, больше.
– Презанятнейше, – говорит старичок-боровичок и руками тянется, словно котяра сытый.
Так, Малахов, спокойно, не расслабляться! Обстановка, конечно, приятная – костерок и так далее, но ты сейчас на задании, а даже если бы и нет… Валя Щука тоже вот так расслабился, вышел из землянки, да и потянулся во весь рост, во все два метра – и лег… На два метра.
– А не допускаете ли вы мысли, – интересуется зеленый, – что хотя бы одна из этих, хм, конфликтующих сторон может быть права именно по-своему? Например, руководствоваться другой логикой, другой моралью, иметь иные, отличные от ваших, ценности?
Ну, думаю, загнул, зараза. В такой вопросик с ходу-то и не въедешь. И вообще, каждый боец Красной армии, конечно, есть самодостаточная боевая единица, в смысле политрука тоже, но…
– Что-то вы, дедушка, – говорю, – не туда загнули. Есть же какие-то всеобщие законы, универсальные, которые для всех одинаковы. Общечеловеческие.
– Есть, – соглашается дедок. Подозрительно легко соглашается. – Я, – говорит, – правда, пока не имел счастья лицезреть хотя бы один из них… если, конечно, не считать таковыми, например, поверья, что мытье закрывает дорогу в царствие небесное.
– Ну, – усмехаюсь, – мы туда и так не собираемся, поэтому мыться можем совершенно спокойно.
– Хорошо, – кивает зеленый. – Допустим. А вот если кто-то из ваших оппонентов не причисляет себя к людям? И соответственно, не считает нужным, а сплошь и рядом просто физически не может подчиняться правилам, придуманным большинством, но при этом зачастую не учитывающим желаний…
– Стоп, – говорю. – Не так быстро. И вообще – не надо тут лишнюю философию разводить. Есть человек, а есть нелюдь. И то, что нелюдь эта на двух, а не на четырех лапах ходит, ничего не меняет. Она и на ногах пройтись может, и даже каску рогатую снять. Только ничегошеньки от этого не изменится.
– Любопытно. И что, точнее, кто будет, по-вашему, проводить границу между человеком и не-человеком?
– Да вот они сами и проведут, – отвечаю. – Делами своими. Ибо сказано: «Судите их по поступкам ихним».
Пусть, думаю, видит, что я тоже не лыком шит. Могу Марксом, а могу и Писанием.
– Если мне не изменяет память, – говорит странник, – в книге, на которую вы ссылаетесь, есть и такая заповедь: «Не судите, да не судимы будете».
Я только зубами скрипнул.
– Ну да, – говорю, – конечно. Как я могу судить. Я ведь в танке заживо не горел и в самолете тоже. И в подбитой подлодке не задыхался, и в гестаповских подвалах из меня шнурки не нарезали. И… да что там говорить! Меня всего-то навсего убили.
Так что не надо, думаю, мне тут сало за воротник заливать. Где правое дело и как его защищать, мы уж как-нибудь да разберемся. Без таких вот… советчиков зеленых.
– По-вашему, – с кривой такой ухмылочкой спрашивает старик, – добро должно, как это у вас говорится, быть с кулаками?
А может, и без ухмылки. Свет от костра неровный, могло и почудиться.
– Вообще-то, это кулацкий лозунг, – отвечаю. – Ну а если серьезно – да. Добро, которое себя защитить не может, очень скоро добром быть перестанет. И не просто быть добром, а и вовсе.
– Нам, – встревает Карален, – это известно очень хорошо.
– И, – продолжает старик, – чтобы выжить, добро должно научиться использовать методы зла.
– А вот этого я уже не говорил.