Забавно, а я уж подумал, что у него и в нашем мире какой-никакой замок был. Дворянин все-таки. Хотя, с другой стороны… и д'Артаньян тоже в юности каждому лишнему су радовался.
– А мы делали в ней автоматы, – продолжает француз, – у нас был английский чертеж… «Стэн»… Боже, из чего мы их только делали!
– Вот это оно? – уточняю.
– Да, этот я собрал уже здесь. Вот, посмотри.
Слышать я про эти «стэны» уже слышал, а вот в руках держать пока не доводилось. Говорили, что прицельность у них ни к черту – пули как из шланга хлещут, дальше тридцати метров уже и в танк не попадешь, да и ненадежный. Хотя технологичность, конечно… Если этот Жиль даже в местных условиях сумел производство наладить.
– А ты его, – спрашиваю, – один такой свинтил или как?
– Всего пятнад… нет, шестнадцать. Есть детали, нет самой важной – пружины.
– Ага. Кстати, – говорю, – автомеханик. Глянешь потом на наш автопарк. У нас тут два грузовика стоят, пропадают – полуторка и «Студебеккер». Может, с них чего натрясешь.
– О, авто… – Жиль, похоже, опять в эту свою нос-таль-жи ударился. – После войны мы собирались построить новый гараж, для грузовиков. И купить новые станки. Да. После войны.
Надо же, думаю, интересные люди. Кто что на после войны планирует, а они – новый гараж.
Я тоже, помню, как-то, когда ящик с гранатами открывали, письмо от упаковщицы нашел. И там «в шесть часов вечера после войны». А где? Даже город не указан.
Черт, думаю, а и в самом деле, Малахов, что ты после войны делать будешь? Даже здесь.
У меня ведь за плечами – десять классов, да три года окопов. И все, что знаю, – война научила. Сначала выживать, потом воевать, ну а затем уж и побеждать.
А в мирной жизни… Ну что толку, что стреляю я из всего, что стреляет, рву все, что взрывается, и мины на ощупь разминирую. Понадобится-то другое. Взрывчатку, например, вытопить, это я додумался, а вот приспособить мотор от грузовика, чтоб электричество на замок давал – нет. Мысли все не в ту сторону повернуты. Да и физику всю школьную уже, наверно, десять раз позабыть успел.
Да уж.
Ладно, думаю, в конце-то концов, пока и те умения, что есть, очень даже к месту. А там посмотрим.
Тут дверь столовки в сторону отлетела – Аулей заходит. Ну, мы из-за стола повыскакивали, вытянулись «смирно».
– Эй, – шепчу, – это и есть господин барон.
Жиль вперед вышел, отсалютовал на свой, французский, манер и свиток протягивает:
– Барону Лико от герцога.
Аулей свиток взял, печать сорвал, развернул, глазами сверху вниз пробежал – а я и не думал как-то, что он так ловко читать умеет, – замер на секунду и начал аккуратно так обратно скатывать.
– Передайте герцогу, что все будет исполнено.
Эге, думаю, чую знакомый запах паленого. Похоже, все ж таки не подштанники будем пересчитывать – больше на боевой приказ смахивает.
– Позвольте отправляться?
Аулей кивнул. Жиль снова береткой махнул и вылетел наружу.
Ну вот, думаю, встретил, называется, земляка. Ни поговорить толком не успели, ни попрощаться по-человечески…
– Арчет, – командует Аулей. – Срочно найди отца Иллирия. И…
Только бы не рыжую, думаю! Вот только ее мне и не хватало.
Похоже, Аулей так же подумал.
– …Сюда его.
– Слуш… – Арчета опять ветром сдуло. А я остался.
Аулей по столовке взад-вперед прошелся. Остановился, искоса так на меня глянул, снова прошелся.
Да уж, думаю, задание, похоже, еще то. Когда командир вот так на тебя поглядывать начинает – мол, и хочется ему, и колется, и спиртику хлебнуть, и под трибунал не угодить, – значит, дело такое, что либо ты об него зубы обломаешь, либо оно об тебя. И никак иначе.
А Аулею-то еще сложнее. Подчинять меня ему никто не подчинял, формально, в смысле, по уставу, с приказом об откомандировании, и тэпэ – ага, подсунули бы нашим штабным писарям такой приказ, тут-то бы им, бедолагам, и настал бы полный и окончательный… Да и местную эту присягу вассальную я приносить пока не собираюсь – хватит с них и Трофима. Он, как я поглядел, чуть ли не первый богомол на деревне – каждую зорьку в часовню чешет, прямо как в родном колхозе на собрание.
Самое смешное-то, думаю, что обоим нам ясно – придет сейчас Иллирий, объяснят они мне, с горохом пополам, чего на этот раз нужно, я им откозыряю, крутанусь через плечо – и ура! Но вот слова для этого правильные подобрать…
Впрочем, на то он и капит… тьфу, барон.
– Вы меня звали, досточтимый?
Глаза у Иллирия – те самые, которые, как у Кулешова, добрые-добрые, – отчего-то масляно поблескивают.
– Звал, – кивает Аулей. – Вот, ознакомьтесь с сим посланием.
Поп свиток взял, прищурился, губами зашевелил.
– Хм, – изрекает наконец. – Поправьте меня, досточтимый барон, но насколько я понял – эти господа из столицы желают, чтобы наш уважаемый гость, – кивок в мою сторону, – и ваша дочь присоединились к свите принцессы, когда она вступит на земли Лико и, как здесь сказано, «сопроводили» Ее Высочество до замка Лантрис. Также им – надо полагать, Сергею и вашей дочери – следует озаботиться безопасностью принцессы во время этого пути, ибо… – Иллирий наставительно так палец поднял и голос повысил, – …до них дошли слухи о том, что силы Тьмы, желающие погибели Ее Высочеству, в последнее время стали более склонны к действию. Я правильно интерпретировал сие послание, барон, или в нем имеется еще какой-то скрытый смысл, коий ускользнул от меня?
– Вы, – раздраженно отзывается Аулей, – поняли это послание совершенно правильно.
И на меня оба уставились. А я что? Так, мимо проходил.
– Можно, – прошу, – это послание еще раз вслух зачесть?