Хоть бы замуж ее поскорее выдали, что ли?
– Поскольку я лично, – выцеживаю сквозь зубы, – никогда этим не занимался, то точно ответить на твой вопрос не могу. Полагаю, что в определенных кругах ярко-красные губы на бледном лице считаются признаком красоты.
О, фразочку загнул. Хоть в блокнот записывай, на память.
– Как у вампирш?
– Во-первых, – говорю, – не-рядовая Карален, ты меня, больного и израненного героя, подняла с кровати под предлогом того, что ждут меня в штабе на важном и секретном совещании. А во-вторых, что за вампирши? Еще одна разновидность зеленых и пупырчатых?
– Ты не знаешь, кто такие вампиры?
Удивляется, как будто я весь местный зверинец уже по имени-отчеству должен был запомнить. Кстати, мысль, в общем-то, верная. Надо будет у попа какой-нибудь справочник по местной зоологии попросить, если у них тут вообще книги водятся. Врага, как говорится, надо знать не только в лицо, но и с других сторон. Чтобы убивать наверняка и без лишних потерь.
– Не знаю, – говорю. – И ничуть этого не скрываю. А ты, хоть и рыжая, про императорских пингвинов слыхом не слыхивала. Так что прекращай камень спиной подпирать и давай дорогу показывай. А по дороге заодно и расскажешь, кто такие эти ваши вампиры и с чем их едят.
Кара на меня чуть ли не с ужасом вытаращилась.
– Вампиров не едят!
– Ты дорогу-то, – говорю ей, – показывай.
– Нам наверх. Вампиров не едят, это они… они…
– Они, а дальше?
– Они пьют кровь! – выпаливает рыжая. – И тот, кто после этого остается в живых, сам становится вампиром.
Весело.
– Летать они, – спрашиваю, – умеют?
– Да, конечно.
Ну, точно, комары. Ги… Гипертро… Какое же это слово тот старший лейтенант употреблял? Гиперторфяные? Нет. Короче, переростки. Комары-переростки, с накрашенными… Черт, не жало же они красят?
Товарищ капитан, я назад хочу! Тут без высшего образования плохо.
– И живут они, – спрашиваю, – надо полагать, в болотах?
– При чем тут болота? – удивилась рыжая. – Вампиры живут в склепах. Днем они спят в своих гробах, а ночью выходят на охоту, и горе тем…
– Стоп, стоп, стоп, – я уже кое-какой народный фольклор припоминать начал. – Их случайно упырями не кличут? Или вурдалаками?
– Упыри и вурдалаки – это одни из самых примитивных вампиров. Есть гораздо более опасные разновидности. Брукса, например, шилка или…
– Стоп. Развернутый перечень с кратким обзором ты мне как-нибудь потом поведаешь. Самый главный вопрос – как эту тварь прикончить? Понадежнее.
Рыжая плечиками пожала.
– Так же, как и всю остальную нечисть. Серебром, огнем…
– Или осиновым колом, – говорю.
– Кол, – усмехнулась Кара, – это крестьянские суеверия. Если ты попытаешься заколоть вампира осиновым колом, он…
– Выхватит и им же меня по башке. Понял, не дурак.
Тут мы наконец закончили по башенной лестнице подниматься и вышли на стену.
– Тихо.
Рыжая осеклась на полуслове. Я прислушался – ну, точно, жужжит. У меня на эти штуки слух наметанный.
– Ты…
– Сказал же, – шепчу, – тихо. Слышишь?
– Гудит что-то, – Кара растерянно так по сторонам огляделась. – Словно шмель большой или… машина, как твой «Аризона», но только далеко очень.
– Умница ты, – говорю, – все верно. Мотор это гудит. Прямо за этими вашими проклятыми облаками. Вот ведь, зараза, все время над головой висит. У вас тут солнце как, только по большим праздникам? А то за все время только один восход и видел.
– Мы на границе, и из-за близости Тьмы… А как может машина по небу ехать? Это самолет, да?
– Именно. Это машина, к которой какая-то умная головушка взяла, да и пару крылышек прицепила.
Над самой головой, гад, жужжит. Судя по звуку – легкий, одномоторный. Но не «У-2». Значит, немецкий. «Шторх» или «Клемм». Хотя вряд ли «Клемм». Это учебное старье разве что где-нибудь в Румынии завалялось, где уж ему на прямом попадании грохнуться. Скорее «Шторх» – «аист». Хорошая машинка, легкая, надежная, неприхотливая. На любую полянку подходящую сядет и взлетит, не хуже «У-2».
Вот и гадай, что он тут делал. То ли на разведку летал, то ли высадил кого, а может – уже и забрал. И никакого тайного прохода с этой облачностью не нужно.
Эх, если бы не облака! У него ж скорость-то всего сто семьдесят пять километров в час максимальная. А обычная и вовсе сто тридцать. Из крупнокалиберного, с авиаприцелом – запросто бы мог срубить. Не «Фоккер» бронированный.
А так – только слушать да зубами скрежетать, чем это тарахтение дальше аукнется?
Черт, думаю, а может, и в самом деле это какой-нибудь местный шмель в высшем пилотаже упражняется?
– Слушай, Кара, а никакая ваша нечисть так жужжать не может?
– По-моему, нет. Разве что черные маги наколдовали новый вид демонов.
Да нет, думаю, вряд ли. Звук уж больно механический.
Ладно.
– Ну, хватит на облака пялиться, – говорю. – Все равно, сколько ни смотри, дырку не проглядишь.
– Малахов, – рыжая обижается, – а повежливей?
– Могу и повежливей, – говорю. – Простите, девушка, но вы, кажется, меня куда-то вели?
– О да, – кивает, – прошу вас.
– Данке шон.
Привела она меня в комнату в башне. Небольшая такая комнатка, но светлая. Кроме Аулея, как рыжая и сказала, там поп сидел, а перед ним на столе сумка лежала, та самая, что я у гоблина – черт, как же его звали, Крэк, что ли? – забрал. И рожи у обоих непроницаемые, точь-в-точь как у начштаба дивизии, когда мы ему докладывали, что на нашем участке свежий немецкий полк объявился.
Ну, посмотрим.
– Добрый вам день, – говорю. – Вызывали?
Аулей отчего-то с попом переглянулся.