– Но как мне быть? – бормочет. – У меня приказ… Срочно, в собственные руки… Я спешил…
– А священник наш не подойдет? – спрашиваю. – Отец Иллирий. Он при Аулее вроде замполита. Тоже штабной офицер. Как бы.
– Нет, письмо может вскрыть один сам барон. Боги, как же мне быть… Мне был сказано – быстро, как только можно.
– Ну, раз как только можно, – говорю, – тогда айн момент обожди. Автомат только соберу – и пойдем.
– Куда?
– К Иллирию, куда же еще.
Должен, думаю, быть у них какой-то сигнал для таких случаев. Не поверю, чтобы Аулей из замка мог уехать, о чем-нибудь этаком не позаботившись. А если есть тут три зеленых свистка вверх, то Иллирий о них наверняка знает.
Собрал быстро «шмайссер» – француз от нетерпения вокруг уже тарантеллу пляшет – закинул на плечо; собрался было идти и вдруг «Трех мушкетеров» вспомнил.
– Слушай, – говорю. – Как ты там сказал тебя звать? Жиль де Ланн?
– Да.
– Так ты что, из дворян будешь?
– Что? Ах да, я дворянин, только… как по-русски… небольшой, всего лишь шевалье.
– Как д'Артаньян, что ли?
– О да, как д'Артаньян! А ты читал Дюма?
– Ну, еще бы, – говорю. – В детстве под подушкой держал.
Правда, когда я первый раз прочел, мне из всей их компании больше всего Атос понравился. Хоть и граф. Ну а когда второй раз начал читать, там уже другие выводы пошли. Идеологически грамотные.
Ладно.
Вломились мы с этим мушкетером к попу – он, по-моему, как раз над картами, только не топографическими, а игральными, засыпать собирался – растолковали, чего нам от него требуется. Точнее, я растолковывал, а Жиль меня перебивал. Но кое-как объяснились.
Иллирий нас выслушал и удивленно так спрашивает:
– И для чего же вы пришли ко мне? Вот те раз!
– А к кому же? – спрашиваю. – Не к Каре же.
Поп на меня посмотрел, ничего не сказал, вылез из-за стола, подошел к двери, распахнул и как заорет:
– На башне! Сигналь господину барону: «Срочно в замок!»
Я в окошко глянул – на башне полыхнуло и вверх здоровенная красная ракета ушла.
Повернулся, посмотрел на француза… Ну и он на меня.
– А что я, – говорю. – Ну, не знал. Бывает.
– Аулей, я думаю, скоро появится, – говорит поп. – А пока…
– Понял, – киваю, – не дурак, – и француза за плечо тяну. – Ком, – говорю, – мусье Жиль. Пройдемте-ка.
– Куда?
– Как куда? – удивляюсь. – В столовку для личного состава. Будем тебя на убой откармливать.
Повара замковые со времен Кариного кухонного наряда меня очень сильно зауважали. И то сказать – статус мой для самого загадка, а уж для них и подавно. Плюс к тому – подвигов за мной уже накопилось на три наградные, сами считайте: «языка» приволок, да непростого – верная медаль, дракона сбил – это, правда, пополам с рыжей. Ну и, главное, черного колдуна завалил – тоже, правда, не в одиночку, но это уже местных не касается, с кем я там шашни разводил, важно, что Иллирий сей факт подтвердил – пришибли и именно того, кого надо было, – а это уже и на орден тянет.
Кстати, думаю, а в самом деле интересно – есть у местных какие такие наградные знаки? По идее, должны быть. Но, с другой стороны, кто его знает, как у этих феодалов мозги повернуты, что они за награду посчитают? Хорошо, если просто на шею блюдце повесят – ходи, мол, красуйся, или к ручке королевской приложиться допустят, как у того же Дюма. А вот если железяку какую на бок прицепят и в приказном порядке таскать заставят?
А еще, помнится, был такой орден – Подвязки, – тут уж и вовсе сраму не оберешься.
Ладно, думаю, в случае чего… И вообще, размечтался ты, старший сержант. Подумаешь, колдуна шлепнул. Тут этих колдунов черных, похоже, как комаров. Нерезаных.
– Не будешь ли ты любезен, дорогой… – начинает Жиль.
– Сергей, – говорю. – И… Ты сначала суп дохлебай, а потом и говори.
– Серж?! Замечательно. Да, и я желал спросить, Серж, у тебя. Ты давно здесь?
– Совсем недавно, – отвечаю. – Без году неделя.
– Как?! А-а, понял. И, понимаешь, я очень-очень сильно хотел знать, что есть нового в мой, наш мир?
– А ты-то сам, – спрашиваю, – давно здесь?
– Де… да, дев-ятый месяц, с ноября 43-го.
– Черт, – говорю. – Так ты, наверно, самого главного не знаешь. Союзники в твоей Франции высадились.
Зря я это сказал. То есть не зря, но надо было все-таки дать ему суп доесть. А так он, бедолага, суп расплескал, побледнел, закашлялся.
Я через стол перегнулся, хлопнул его по спине – он так кашлянул, что галушка, или чем он там подавился, через всю столовку в угол улетела, – выпрыгнул из-за стола, подскочил ко мне и давай трясти:
– Повтори! Повтори, что ты сказал!
– Да успокойся ты! – ору. – Вот уж… темпераментная нация. 6 июня 1944 года союзные войска высадились во Франции, в Нормандии. Второй фронт открыли. А у нас Белоруссию освободили и Украину почти всю. К Польше вышли.
– Й-йе… Ура… Vive la France!
Француз меня выронил и начал по столовой носиться. Правой рукой беретом размахивает, левой – автоматом. Ну, думаю, только бы он от радости палить не начал. А то камень же кругом, как пойдут рикошеты лупить – хватай мешки, вокзал отходит!
Обошлось. Петь зато начал. Я сначала не узнал, слова-то незнакомые, зато мотив… Встал по стойке «смирно», «шмайссер» к груди прижал и подпеваю:
Aliens enfants de la patrie!..
Гимн, как-никак.
И тут Арчет заходит. Как увидел нас с французом – замер на пороге, чуть меч не выронил.
– А-а… Что случилось-то? – выдавливает. Я ему рукой машу – не мешай, мол. Потом.
– В чем…
Тут Жиль его увидал, подскочил, облапил, перетащил на пару метров – и все это, не переставая петь, – и дальше кружиться пошел.