– Ты вот что, – говорю, – иди в машину. Я тут сам разберусь. Как-нибудь.
– Я…
– Не-рядовая Карален, опять приказ, – ласковым таким тоном интересуюсь, – игнорируете?
Подействовало.
Для начала личностью в белом занялся, эльфом этим самым. Тем более что он лучше других сохранился. Подумаешь, пол-черепа не на месте. Когда это нас такие мелочи останавливали?
Подошел, присел, только руку протянул…
– Эй, – кричу рыжей, – так это же не человек!
– Что?
– Личность эта… в белом, которого я завалил. Уши у него… неправильные.
– Он – эльф! – орет Кара от машины. – И уши у него эльфийские.
А-а. Вот оно как. Так вот какой, думаю, одиннадцатый.
Присмотрелся повнимательнее – ну да, у этого эльфа еще и зрачки вертикальные, словно у зверя. Да и лицо… иное. Костистое, заостренное… и белое. Слишком белое, даже для трупа.
Потрогал я его осторожно за щеку, глянул на кончик пальца – ну точно, налет какой-то белый. Припудрился, гнида.
– Так, значит, – говорю. – А ну, тащи сюда канистру с водой.
– Зачем?
– Да эльфа этого, – пинаю, – отмывать будем. Очень мне интресно, как этот гад на самом деле выглядит.
Вылил я на него пол-канистры, гляжу – рожа, даром что у трупа, враз потемнела. Не порозовела до человеческого состояния, а именно потемнела. Словно в белую бумагу что-то черное завернуто – изнутри проступает.
– Волосы, наверное, тоже перекрашены, – тихонько рыжая говорит. – Просто краска более прочная.
– А что, – спрашиваю, – есть какие-нибудь соображения по поводу?
– Это, – кивает на труп Кара, – темный эльф, дарко. Их раса поклоняется Тьме столь же рьяно, как светлые эльфы – силам Добра и Света.
– Здорово, – говорю. – Удобно.
Никаких тебе лишних проверок. Глянул на рожу – и в расход. Юде, комиссарен… теперь еще и эльфы. Если такой логики придерживаться, то у нас в Гражданскую с белыми гуроны и ирокезы воевали.
– Говорят, – рыжая словно мои мысли подслушала, – что когда-то эльфы были единым народом. Но после прихода Тьмы… часть эльфов… предалась ей… и Тьма отметила их своей печатью. Так появились дарко, темные эльфы, одни из самых преданных слуг Тьмы.
– Странно, – говорю, – что эта Тьма не стала наших негров экспортировать.
Вот уж кто бы на местных неизгладимое впечатление произвел.
Доспех у этого эльфа был хорош. На нагруднике даже вмятины от пуль не осталось, так, царапины. А ведь в упор бил. Интересно, думаю, а станкач оно тоже выдержит? Если да, то я себе такое хочу. Взамен могу амбразуры грудью закрывать, три раза в день.
Жаль, что мы с покойником в разных весовых категориях, а броняшка, похоже, цельная. Кираса, вот как эта штука называется. Головой я в нее еще пролезу, а вот плечами…
– Малахов, ты хоть знаешь, как это снимается?
– Догадываюсь, – отвечаю, – а что?
– А то, – вздыхает рыжая, – что сначала надо снять наручи, а потом пытаться стащить доспех.
– Слушай, – говорю, – если ты у нас такая грамотная, займись, а? Ну а я пока остальных обыщу.
Рыжая тяжко так вздохнула, губу закусила. Я отвернулся.
Ты уж думаю, прости меня… девочка.
Оставшаяся троица собой представляла останки. Не мясной фарш, как, скажем, после мины или снаряда, но руки-ноги вперемешку. Доспехов шикарных, как на эльфе, у них не было, так, кольчужки. Впрочем, от крупнокалиберного на такой дистанции и в бронетранспортере не очень-то укроешься, да и в танке легком типа «Pz-1» тоже.
Головы, правда, сохранились. Я первым делом уши проверил – наученный теперь. С виду уши как уши, у одного наполовину отчекрыженное, ну да на войне и не такое бывает. Ухо там или палец какой – забинтовал и к пулемету. Это еще что, мне вот один сержант в госпитале божился, мол, сам, лично видел, как первому номеру «максима» полчерепа осколком снесло, а тот за пулемет хватался, пока ленту до конца не расстрелял.
Ладно. Подобрал я один из их мечей, вытащил из ножен, смотрю, а сталь-то черная. Только не блестящая, как от воронения, а маслянисто так отливает. И кромка у лезвия не прямая, а эдакая… вычурно-зубчатая. Да уж, думаю, такой штукой пузо кому-нибудь пощекотать – мало не покажется. Небось на эти зубчики все кишки намотаются, как макароны на вилку.
– Ты, – рыжая кричит, – с ними поосторожней. Слуги тьмы любят отравленное оружие.
Тьфу. Я этот меч только собрался пальцем пробовать. Выронил и для верности ногой подальше отпихнул. Изобретают тут всякую гадость, понимаешь… уроды.
Стал дальше шмон наводить. Торбы с ячменем – ну, это нам без надобности, в «Аризону» его не засыплешь, а в замок вести – далеко, да и… кто его знает, может, зерно тоже с какой-нибудь подковыркой, от которой только их коняги копыта не откидывают. От этих… черных, всего ожидать можно.
А вот гранаты – это уже серьезно. По две штуки у каждого, итого на круг восемь «лимонок». Тут уж не до шуток. Восемью «лимонками» можно таких дел наворотить, что только успевай разгребать. Лопатой.
Очень полезная в хозяйстве штука эта «Ф-1». Мы их по весу брали столько же, сколько брали патронов. Удобная в применении и страшная в обращении. Особенно в ближнем бою – а мы, разведка, в другие обычно и не ввязываемся. А на таких дистанциях, как говорил капитан: «…выигрывает не тот, кто больше и лучше стреляет, а тот, у кого больше гранат, кто применит их первым и кто может бросать их быстро, точно и далеко». И добавлял: «Помните – из поединка человека и гранаты победителем всегда выходит граната!»
Еще нашел набор ножей для метания. Удобная такая кожаная перевязь с кармашками, с каждой стороны по пять штук. Один, правда, «березинской» пулей искрошило, причем именно искрошило – будто стекло. Сумку нашел с пергаментами – ну, это сразу в кузов, пускай Иллирий разбирается. Ну и еще всякого барахла по мелочи. Кошельки там, амулетики на шнурках – я их тоже снимал и в сторону откладывал. Вдруг, думаю, чего ценное, типа того, которым рыжая свои Тайные Тропы открывает. Тоже ведь с виду – деревяшка на тесемке.