– Ну, думаю, теперь-то уж точно в Наульмире гробы подорожают.
Это опять Рязань встрял. И следующая фраза тоже его была.
– Огров там – чуть ли не под каждым кустом. Так что я в те места без «ПТР» не ходок.
А вот дальше уже меня нести начало. А вот что именно я там плел – в упор не помню. Может, оно и к лучшему – не так стыдно.
– Привет, уроды, говорю им. У меня для вас новость, только вот не знаю, насколько приятная. Я вас сейчас убивать буду.
Вот это моя была. И следующие две тоже.
– Ну ладно. Не хотите по-хорошему – умрите геройски.
– Вот так и стою – я с автоматом, да смерть с косой.
– …и когда Сергей вел нас…
Так, а вот это уже рыжая пошла. И главное, имя мое нежно так произносит, напевно. Звучит почти как Сереженька…
– …и когда дракон ринулся прямо на нас…
Все, думаю, сейчас у меня уши начнут в трубочку сворачиваться. А затем вспыхнут и прогорят, и только пепел осыплется.
Потом опять Елика что-то мне втолковывать пыталась. Про гномов. Нет, не про гномов. И не про этих… ну, который зеленый, который еще от насморка скопытился… гоблин, вот. Черт, как же она их обзывала-то? Гниль? Гноль? Не помню. Ну и ладно.
А голова тяжелая – спасу нет. Словно не мозги, а свинец в черепушке бултыхается. Хотя… проку сейчас от тех мозгов.
В общем, не выдержал я. Голову уронил, хорошо еще, что на руки, а не прямо на столешницу. Стук бы вышел знатный – дубом об дуб. Лежу, правым глазом за остальными наблюдаю – хорошо.
Как у меня во рту конфета оказалась – тоже не помню. Но раскусить я ее раскусил. Не знаю, как там насчет пяти ведер рассола, но стокилограммовой фугаске эта конфетка точно была эквивалентна. Весь алкоголь – как взрывной волной вымело. Правда, скрутило при этом так, словно его из меня, как из белья стираного, выжимали.
Длилось это секунду, не больше, а потом я очнулся – сижу за столом, глаза стеклянные, челюсть отвисшая, по лицу пот холодный ручьями стекает и трезвый, как стеклышко, – красота.
Попробовал Николая за воротник поднять – куда там. Тут тягач нужен, да и не всякий подойдет.
Рыжей за столом и вовсе не наблюдалось. Я вокруг обошел, гляжу – а она на скамейке уютно так расположилась, ножки в бронесапожках поджала – чистый ангелочек с фрицевских открыток, жаль только, шлем с крылышками сняла.
Зато Елика сидит почти что прямо и без всякой посторонней помощи. Вот только взгляд абсолютно остекленевший – и зевает поминутно.
Я для пробы у нее перед носом ладонью помахал – круглый ноль. Попробовал ее за плечо потрогать, и тут она мне как вцепится в руку… хорошо еще, что я прием этот, спасибо капитану нашему, знаю, так что от второй ее руки увернулся. А то ведь перелом локтевого сустава – штука паршивая и пределом моих мечтаний на данный исторический момент отнюдь не являющаяся.
Пальчики, однако, у этой магички… ну и реакция тоже ничего.
– Не надо, – говорит она, – меня так трогать.
– Больше не буду, – обещаю. – Я вообще просто попрощаться хотел… хоть с кем-нибудь. И… ты сможешь эту парочку потом утащить?
– З-запросто, – а язык у нее все-таки заплетается. – Б-берем левитирующее з-заклинание…
– Знаешь, – говорю, – давай без технических подробностей.
– В-вытащу я их, не волнуйся. – Елика голову в мою сторону чуть повернула, взгляд… как же это… а, сфокусировала. – Запей.
– Что?
– Пилюлю. Запей.
Был бы тут еще воды стакан. Ладно, думаю, уж от пары-то глотков я обратно не окосею. Тем более что по рекомендации, можно сказать, лечащего врача.
Взял свою кружку, тяну – не идет. Сильнее тяну – не идет. Словно у нее донце к столешнице электросваркой приварили. Донце глиняной кружки к деревянному столу! Приехали, называется. Хватай мешки – вокзал отходит!
Попробовал Колину поднять – все в порядке, кружка, как кружка. А моя – только вместе со столом.
– Эй, магичка, – спрашиваю, – твои штучки?
– Что?
– С кружкой. Ты приклеила?
– Т-ты о ч-чем?
Я еще раз за свою кружку взялся, дернул так, что, кажется, у стола ножки приподнялись…
– Вот, – говорю, – об этом.
Елика на кружку уставилась, моргнула пару раз, а потом спокойно так руку протягивает и р-раз – поднимает. Без всякого, что характерно, усилия.
Я у нее кружку забрал, отпил пару глотков, обратно на стол поставил. Подождал чуть и снова поднял. Тоже без всяких усилий. На донце посмотрел – кружка как кружка, никаких следов клея или, допустим, цемента.
Поставил обратно, на Елику уставился. А она – на меня. Минуты две так молча друг на друга глазели.
– Ну и что, – спрашиваю наконец, – это было?
– Ты меня об этом спрашиваешь? – удивляется магичка.
– А кого?
– Откуда я знаю! Твоя же кружка!
– Ну маг-то из нас двоих – ты!
– И что? – удивляется Елика. – Это, – на кружку кивает, – не магия, а… чушь какая-то. Фло… фле… флюктуация.
– Чего?
– Стихийное проявления Хаоса в порядке Обыденности, – зевает магичка. – Такое объяснение тебя устроит?
– Нет.
– А другого, – ухмыляется Елика, – не будет. По крайней мере, от меня не дождешься. И вообще, – вскидывается, – тебя ведь, кажется, ждут? Вот и иди себе… лесом.
– Только без нервов. Уже иду. Гимнастерку вот только натяну.
Елика на меня рукой махнула – небрежно так, словно от мухи занудливой отмахивалась, и р-раз – гимнастерка уже на мне оказалась. Даже застегнутая на все пуговицы. Одно плохо – наизнанку.
В самом деле, думаю, пойду я отсюда… пока еще что-нибудь к чему-нибудь не приклеилось. Подметки сапог, например, или там штаны на заду. Елика эта, опять же… и с обычным-то человеком договориться непросто, когда он выпивши, а уж с магами этими… пошлет он тебя лесом и пойдешь… лесом. Все триста кэмэ до ближайшего населенного.